*…-О, Санта-Мария! Эта женщина сведет меня с ума! Ну, что ты молчишь? Ты постоянно молчишь! Ты можешь произнести хоть слово? Я уже забыл звук твоего голоса!..*
Мидору всегда улыбалась, слыша эту горячую тираду. Чёрт те, что постоянно творилось в этом сумасшедшем семействе. Смесь внезапных перепадов настроения у отца и невозмутимого спокойствия мамы– далеко не лучшая атмосфера для формирования характера у растущего выводка многочисленного потомства настоящего испанского мачо и истиной японки.
Впрочем, не стоит отвлекаться на мелочи. Характер у старшенькой, Мидору ( ну да, матушка настояла на японском имени) получился веселый и вздорный, а главное-лживый. Ну ничего не могла с собой поделать бедная девочка. Она врала постоянно и с упоением, по любому, даже незначительному поводу. Не помогало ничто- ни порка, ни увещевания и разумные доводы мамы, что ложь рано или поздно обязательно откроется и тогда будет ещё хуже. Отец при этом непривычно молчал, хмурил брови и прятал глаза, из чего сообразительной дочерью были сделаны логические выводы, что *яблоки от яблоньки далеко не падают*.
Со временем наказания начали доставлять даже удовольствие, т.к. выявляли грубые неточности в витиеватой цепочке лжи, созданной пока ещё неумелой рукой и заставляли оттачивать мастерство, доходя до виртуозности. Время шло, и наследница гордой фамилии Хавиер Агилар-Паскуаль Лопес-Матиас усваивала всё новые и новые жизненные уроки, хотя спина и пятая точка частенько ныли, выводы сеньоритой Мидору делались правильные. В результате она патологически перестала переносить чью-либо ложь, вычисляя её мгновенно и улавливая малейшие оттенки в богатейшей гамме этого искусства.
Научившись непринужденно уходить от *неудобных* вопросов, в собственной лжи надобность отпала, но зато возникла потребность актерствовать, чем девушка и занялась, окончив сценическую школу. Отдавая всё свободное время обыгрыванию вымышленных сценок в реальной жизни на новых знакомых и несчастных домашних, цепенеющих от внешнего вида её очередного *образа*, Дора с легкостью была принята в труппу местного театра. Но в маленьком городке ей было душно и, достигнув совершеннолетия, взрослая двадцатиоднолетняя девушка решила покорить страну, начав с ближайшего крупного города. И начался калейдоскоп из городов и театров, которые с лихостью сменяли один другого. К счастью воспитывали её оба родителя в строгости, и она блюла себя, умея избегать щекотливых ситуаций и сохраняя уже до неприличия долго ушки и хвостик. Как-то незаметно Дора, в возрасте 23 лет, чувствуя себя опытной и взрослой актрисой, очутилась в Токио.
Частная театральная студия, куда порекомендовал Мидору приятель, встретила новенькую более, чем прохладно. В большом зале актеры, разбитые на группы, что-то оживленно обсуждали, не обратив на неё ни малейшего внимания.Сухонький администратор принял документы и, бегло проглядев их, кивнул: «Хорошо, мы посмотрим, на что Вы способны. Отыграете сценку с нашим постоянным актером, если получится, возьмем.» Подвел её к белоголовому парню, расслабленно сидевшему на откидном стуле, вытянув длинные ноги и равнодушно наблюдавшем за суетой в репетиционной, сухо произнес: «Сцена ссоры» и ушёл…После репетиции они, незаметно для себя, оказались на улице вместе. Он вздохнул, явно смиряясь с мыслью, что нужно быть вежливым и вызвался проводить до дома. Она кусала губы от уязвленного самолюбия и быстро семенила рядом, стараясь успеть за его широким шагом.
-Рассказывайте,-предложил Он , как само собой разумеющееся.И, удивляясь самой себе, она начала говорить, сумбурно и долго, будто оправдываясь, и стараясь что-то доказать этому мужчине о своей жизни. Он молча слушал, думая о чем-то своем, а она, как привязанная шла рядом и говорила, говорила, стараясь протянуть время и задержать его ещё хоть на мгновение, чувствуя от близости идущего рядом, странную прохладу и пугающее ощущение по позвоночнику, будто кто-то проводил по нему острыми ноготками, до мурашек, до сведения скул.
Испытание в театре она с треском провалила и перебивалась в чужом городе случайными заработками, сняв крошечную квартирку напротив дома нового знакомого. Мидору стала тиха и задумчива, она не могла объяснить, что может её так притягивать к этому более, чем странному человеку.
Он позволял иногда вечерами приходить к нему в гости, и она сидела в кресле, поджав ноги, тихо и незаметно. Он в это время что-то писал на странных пергаментах, созванивался с друзьями, читал книги, совершенно не замечая её, а она сидела и наслаждалась мерным покачиванием прохладных волн, которые, казалось, начинали исходить от неё. Струйки прохлады, как закрученные живые спирали вытягивались, занимая пространство, и она в полусне видела, что они нерешительно, будто её пальцы, тянутся к мужчине за столом.И эта зудящая боль вдоль позвоночника- беспокоящая и сладкая.. Он резко встал.Грубоватый окрик: «Дора!»..и чуть тише: « Миледи, Вам пора домой. Уже поздно…» Отчего-то он никогда не позволял ей коснуться даже его руки, передавая ей чашку. Всегда держал дистанцию. Она обижалась, но принимала правила Его игры. Стыдно, но она подглядывала за Ним…Его окно было напротив и она часами могла стоять за темной шторой и смотреть, как Он, будто большой зверь, грациозно передвигается по комнате, занимаясь какими-то своими важными делами.Но однажды она оказалась свидетелем прихода к Нему молодого мужчины, которому Он был настолько рад, что Дора с трудом узнала своего невозмутимого визави.После этого она больше никогда не смотрела в окно, но успокоилась, поняв, что Ему безразличны все женщины.
Вскоре он уехал из Токио, ввергнув её в оцепенение и оставив ей лишь записку с адресом: « Подойдите к Интегре Дженкинс. Она Вам всё объяснит. Прощайте».
В школе ВС она уже три года и давно всё поняла – Он отказался от своей Жертвы… И Доре стало на всё наплевать. Она стала прежней.
Ну да, *папенькина дочка*!..а вы что хотели? но это совсем не значит, что Мидору всё позволялось. Чем больше любят, тем больше спрос.Лед и Пламень.. это, пожалуй, самое подходящее сравнение того, в чем росла старшая и обожаемая дочь Алехандро Хавиера. Причем, кто из родителей являлся *Льдом*, большой вопрос.Чем больше баловал отец, тем строже спрашивала мама за дурно приготовленные суши.Отец рассказывал легенды о рыцарях на белых конях, сражающихся за честь прекрасных дам, а мама водила на ханами-любование цветением сакуры.Если отец лупил за поздний приход домой, впадая в неистовство, то мать, которую он боготворил, отнимала упрямо молчащую, и терпеливо втолковывала нашкодившему чаду, в чем *соль вопроса*. Короче, к совершеннолетию предки достали своей любовью и опекой до такой степени, что она при первой же возможности, послав им воздушный поцелуй, пробкой от шампанского вылетела в свободную жизнь, уехав из городка.
Вот тут она хлебнула радостей вседозволенности полной ложкой. Угу. И голода, когда последние деньги истрачены на *просто обалденные туфли*. И нервных срывов от бессонных ночей с новыми друзьями из местной богемы и от постоянного контроля за целостью собственных ушек( извините, уши-святое, их кому попадя не дарят).
Жизнь учит быстро..сообразительных. А Дора была более того, разумна и умела извлекать уроки. Поняла и накрепко усвоила, что доброта не должна доходить до слюнтяйства, а доверчивость-до глупости. Усвоила и стала циничной.